Форум » Творчество форумчан » Поднявший меч – от меча и погибнет » Ответить

Поднявший меч – от меча и погибнет

Сталина: Правим канон по замыслу автора! Поскольку в «Юности мушкетёров», написанной после романа, будущая жена графа де Ла Фер вовсе не жестокая интриганка. :) За вдохновение благодарю обитателей форума "Удар гардой"! :) Ныне, присно, вовеки веков, старина, - И цена есть цена, и вина есть вина, И всегда хорошо, если честь спасена, Если другом надежно прикрыта спина! В. Высоцкий Поднявший меч - от меча и погибнет Она выглянула во двор, ожидая увидеть закрывающую небо тучу, однако маленький садик у пасторского домика заливало солнцем, летнее разноцветье должно было радовать глаз… Но не радовало. С самого утра всё валилось из рук, хотелось сделать что-то из ряда вон, но пока получилось только, как девчонке, расплакаться над разбитой чашкой Жоржа. Он уже полгода не появлялся – просто не вернулся однажды с вечерней мессы, и всё. Анну спрашивали, когда вернётся пастор, но она могла ответить только, что он уехал по делам. А сегодня, после разбитой чашки, она расплакалась и тут же решила уехать… Она не может жить здесь одна – на отшибе деревни, рядом с лесом! Правда, молодая дама и путешествовать одна не должна, но ей не привыкать. Старый граф и без того очень любезен, не требует с неё арендную плату за дом, но она же не может жить из милости. И, кроме того, это будет просто порядочно по отношению к старому графу – уже в деревне слухи ходят о ссорах между графом и виконтом де Ла Фер! При встречах, как будто случайных, виконт смотрел на неё так, что она не знала, куда деваться от смущения. Она знала, что делать, если нахал распустит руки, умела отбрить за сальную шуточку – или притвориться, что не понимает. Но когда единственный наследник графа де Ла Фер, родня Монморанси и Роганов, смотрел на неё, как на спустившегося с небес ангела – а ведь он не мог быть уверен, что она говорит правду! Она и сама уже запуталась в тенётах полулжи, которые так искусно плела. Днём ещё получалось держаться, а ночью ей снилось такое, что она просыпалась и лежала без сна, слушая пугавшие её сейчас домашние шорохи. Анна хотела, было, приказать служанке собрать вещи, чтобы скорее уехать, но Бланш рассказала, что ещё рано утром узнала, что почтовая лошадь захромала. Кузнец сказал, что уже завтра всё будет в порядке, и он сам отвезёт мадемуазель де Бейль на станцию, но сегодня точно не получится. Она разозлилась, сразу представив, с какой ухмылкой кузнец выговаривал обращение. Как она его ненавидит! С какой стати эта деревенщина лезет не в свои дела? Можно подумать, она у него титул отняла! Она вдруг ярко представила себе, насколько беззащитна здесь одна, почти в лесу… А если тот же кузнец решит забраться в дом ночью, что тогда? Истопник вечерами уходит к себе, в доме две слабые девушки…Ну, правда, вряд ли они посмеют, - утешала она себя, - граф скор на расправу, вполне может повесить насильника на ближайшем дереве, о чём-то подобном до сих пор ходят легенды! У неё разболелась голова, она позвала Бланш, и, когда та раздела её, легла отдохнуть, распорядившись всем посетителям отвечать, что госпожи нет дома. ~*~*~*~ Как он был зол! Отец снова завёл старый разговор о том, что виконт должен жениться, и не на бесприданнице, неизвестно откуда взявшейся, как он, несомненно, мечтает, а на той, которая принесёт хорошее приданое, как, например, молодая сиротка де Ла Люссе… Ему не в чем себя упрекнуть, он держался, как подобает почтительному сыну. Он ни разу, как бы ни хотелось, не ответил на пространные тирады о семейной чести, что именно семейную честь он и бережёт: предки женились на родовитых, потом бросали их ради покоривших их девушек в окошке, и начинали тяжбы даже с собственными детьми, ради того, чтобы на сей раз жениться на любимых! Ну а ему, виконту, хватит характера жениться на любимой сразу, не мостя себе дорогу в ад из недовольных женщин! Оливье не хотел становиться графом немедленно, только это удержало его от того, чтобы выпалить все эти соображения отцу в лицо, он прекрасно видел, что графу и без сыновних откровений недолго осталось. Но как же он был взбешён! Он боялся оставаться в замке, чтобы ненароком не завязать узлом серебряный подсвечник или смять бокал, ему казалось, что они разобьются от одного его взгляда… Он бродил по парку имения до тех пор, пока не выдохся и не почувствовал себя достаточно спокойным, чтобы сесть на лошадь. Цезарь – слабоуздый, подчиняется лёгким движениям, не нужно натягивать поводья, соревнуясь, кто кого, но и заботиться о такой лошади нужно не меньше, чем о человеке… И лучше не подходить к нему, когда ты готов немедленно кого-нибудь убить. Всё ещё сумрачный, он вернулся в дом. Вошёл в оружейку, тщательно почистил и зарядил любимый пистолет – этот слушался его не хуже Цезаря, - повесил на пояс кинжал – пригодится. И отправился, наконец, к застоявшемуся коню. ~*~*~*~ Проснулась она, когда уже наступил вечер. От причудливых теней на потолке, от противного скрежета за окном ей стало страшно, хотя она и знала, что скрежещут о крышу всего лишь ветки – должно быть, ветер разыгрался. «Ну, право, - попыталась она успокоиться, - Аннет, будто ты ветра никогда не слышала, и в темноте не сидела… В монастыре в такое время было ещё и холодно, но тебе же не хотелось бежать, куда глаза глядят?» Бежать не хотелось, разве что на чердак. Спрятаться там в самом тёмном углу, и сидеть, пока не пройдёт этот страх… Но она, вцепившись ледяными пальцами в одеяло, не могла пошевелиться, пока не услышала, как хлопнула входная дверь. - Здравствуйте, добрая госпожа, - вежливо произнёс мужской голос, как будто смутно знакомый, - это дом здешнего пастора? - Да, сударь, - звонко ответила Бланш, - но пастора нет дома… - Я знаю, - коротко ответил мужчина, и она услышала, как заскрипела лестница под тяжёлыми шагами – он поднимался. Вот теперь она испугалась по-настоящему, уж очень ей не понравились совпадения: голос смутно знакомый, а человек не знает, чей это дом! Это приезжий? Зачем он её ищет?! И тут память, наконец, подсуетилась и выдала нужное воспоминание: она узнала шаги палача! В лилльской тюрьме она очень хорошо их запомнила! Даже сейчас, страшно боясь неминуемой встречи, она сделала единственно верную вещь: кинулась на балкон и крикнула изо всех сил: - Помогите мне! Быстрей! И потеряла сознание от железных рук, стиснувших горло. ~*~*~*~ Он пустил Цезаря в галоп, желая выгулять коня и проветриться, но избавиться от мрачных мыслей не выходило. Уже стемнело, скоро станет совсем темно, но он не боялся заблудиться с прекрасно выезженным конём, и не особо следил, куда тот его несёт. Если бы специально прислушивался, не услышал бы слабый человеческий вскрик среди обычных ночных звуков, но сейчас он думал о ней, и пришпорил Цезаря, даже не сообразив пока, что случилось. Крик раздался снова. Оглядевшись, он увидел, что умница Цезарь привёз его почти на окраину графских владений, где-то недалеко здесь Анна…Конь летел карьером. Один дом, второй, третий… дорога, поворот, второй поворот… Ну же! Не подъезжая к аккуратному домику, Оливье круто осадил коня. Виновато потрепав животное по холке и дав коню яблоко, он оставил его и пошёл вперёд: он один, а злоумышленников может быть несколько. Если он хоть в чём-то ошибётся, это будет стоить ей жизни! Из дома выскочила девушка в одном платье. Она? Нет, похоже, служанка, дочь его, Оливье, няньки, он и отправил её когда-то к пастору и его сестре предложить свои услуги. Он подошёл к ней: - Бланш, это я… Она узнала его по голосу и не стала кричать – и на том спасибо. - Господин виконт, как хорошо, что это вы! В доме какой-то мужчина, он поднялся к госпоже, и я услышала крик! Что теперь будет?! – даже в сумерках было видно, как ей страшно. - Теперь всё будет нормально, - спокойно ответил он. – Припомни, что было у этого мужчины с собой: шпага, пистолет? - Нет-нет, он не дворянин! У него в руке был деревянный чемоданчик, как у мастерового. - Но ты думаешь, он не мастеровой? - Нет, он вообще какой-то странный… Бланш всегда умела наблюдать и делать выводы, её суждениям можно было доверять, и он, не медля больше, кинулся к дверям. К счастью, Бланш неплотно их закрыла, спасаясь бегством, и он смог войти незамеченным. Прислушался, понял, что нежеланный гость – в кухне. Неслышно подойдя, Оливье увидел разожжённый очаг, а перед ним, спиной к виконту, высокого широкоплечего, очень сильного с виду мужчину. Он держал в руке что-то, напоминающее кочергу. Но где же Анна? ~*~*~*~ Очнулась она от холода. Как же больно… Попробовав пошевелиться, поняла, что лежит на каменном полу почти голая, в позе предлагающей себя шлюхи, и не может пошевелиться – локти и колени связаны. Хотелось кричать, стонать, умолять, чтобы её развязали… Но никто не поможет. Чуть повернув голову, она увидела, что сумасшедший брат Жоржа что-то держит над горящим очагом, и прислушалась к монотонному бормотанию: - Сейчас, потерпи, сейчас поставлю тебе такую же лилию, как и ему, воровка! Думала скрыться от правосудия, паскуда, пусть он один отвечает? Не вышло, будешь отвечать по закону, как полагается! Ты, шлюха, погубила моего брата, но и тебе не жить… Анна пыталась не слушать, но этот жуткий мёртвый голос заполнил собою всё. Стало ещё холоднее, застучали зубы… Она не поняла, когда всё прекратилось, очнулась, только услышав крик и поскуливание вместо негромкой размеренной речи. И ощутила запах гари. Выстрел! Кто-то ранил этого сумасшедшего! И он видит её – такую, с раздвинутыми ногами! Как же стыдно!.. Раздался ужасный грохот, и она забыла стыдиться. Только бы выжить, а потом она сбежит отсюда хотя бы пешком! Ну, почему всё так?! От ужасного запаха горелого мяса её замутило, от нечеловеческого воя она почти оглохла. Когда стало тихо и она справилась с собой, почувствовала, что укрыта плащом. Неведомый спаситель? Оливье! Слава богу! Радости не было, но она точно знала: ничего плохого больше не случится. Открылась и закрылась дверь, он подошёл, ступая почти неслышно. - Аннет, подожди… я сейчас… - Он разрезал путы, не снимая с неё плаща, убирая ткань только там, где не мог без этого обойтись. Ей захотелось плакать. Как она могла ни разу не вспомнить о нём! Она не помнила, а он мчался на помощь… Когда он, освободив, осторожно взял её на руки, она уткнулась ему в плечо – было стыдно… Правда, её чуть утешило, что она не увидела в его лице ожидаемого презрения – только испуг за неё и смущение. Он не знал, что сказать, и мог только укачивать её, как испуганного ребёнка, а она дала наконец волю слезам… Всё самое страшное – позади, он ни в чём не обвиняет её! Ему не захотелось воспользоваться ею, он даже ни о чём не расспрашивает, только утешает… Потихоньку согревались руки и ноги, уходили слёзы, принося облегчение. Комнату освещал только огонь в очаге, но это было хорошо – она не хотела, чтобы он видел её сейчас: она была совсем не так красива, как утром. Щёку саднило, глаза и губы наверняка распухли от слёз… - Ты знаешь, кто это? – спросила она, как только смогла заговорить. - Я знаю только то, что он кричал, - пожал плечами он. – Больше ничего не знаю, и уже точно не узнаю… - Почему? – она прижалась к нему теснее, благословляя про себя его честность и нелюбопытность. А у него закружилась голова от мысли, что он держит в объятиях очень красивую даже сейчас юную девушку, а из одежды на ней только его плащ. Руки задрожали, но уже не от смущения. - Почему, Оливье? – повторила она. Она прекрасно понимала, что делает: ей было так нужно почувствовать себя по-прежнему желанной, когда она всё ещё ощущала не бархат плаща, а грязный каменный пол, и понять, что он и теперь ничего плохого ей не сделает. Да, это была женская месть, и, как и всякий мститель, она мстила тому, кому безопасно. - Потому что он уже ничего мне не расскажет, - ответил он незнакомым голосом. Она вздрогнула и посмотрела ему в лицо. - Я не убийца, Аннет, - торопливо объяснял он, боясь, что она испугается. – Когда я выстрелил, он упал на лилию, а ты же видела, какой он тяжёлый! Она прожгла ему одежду и бедро, ты же слышала, как он кричал! Когда я его выволок из дома, ещё и Цезарь прискакал, рвался его затоптать… А я не мог удерживать его, ему было бы больно, а он же умница! Это он меня к тебе примчал, - добавил он. - И что тогда? – она снова приникла к нему, обнимая за талию. - Дотянулся до седельной сумки, вытащил пистолет, и добил его. Думаешь, если бы Цезарь превратил его в месиво, было бы лучше? - Но что же теперь будет? – тревожно взглянула она. – Мы ведь не докажем, что ты не убийца! - Доказывать никому ничего не придётся, Аннет, - негромко ответил он. – От него несло болью, кровью и страхом, и Цезарь растоптал его, уже мёртвого. Его сейчас никто не узнает. Утром пришлю людей, чтобы убрали и закопали, если звери или собаки не успеют раньше…Он хотел испоганить жизнь тебе, но в результате сам умер мучительной смертью. И я не виню ни себя, ни тебя, - закончил он медленно, спокойно и негромко, чтобы она успокоилась. Она скрыла торжествующую ухмылку, склонив лицо на его плечо. А он тихо признался: - На самом деле мне хотелось убить эту гнусную гадину, отомстить за тебя, но я рад, что не получилось… - Я думаю, ты всё сделал правильно, - искренне сказала она, зная, что теперь уж точно может быть в нём уверена. Этот юноша, отлично стреляющий и фехтующий, действительно, не насильник и не убийца. Да он с ума сойдёт, если убьёт кого-то не на дуэли или не так, как сегодня! И она теперь свободна – благодаря ему… - А ещё я думаю, что после того, что ты сегодня видел, ты просто обязан на мне жениться, - она хотела пошутить, но смутилась чуть ли не до слёз. Он крепко стиснул её в объятиях: - Анна, вы… ты… - он гладил её волосы, и она чувствовала, как дрожит его рука. Ни один мужчина не боготворил её так, и ей страстно захотелось забыть обо всём, забыть всех, остаться с ним, как будто ничего плохого с ней не случалось, а с виконтом её познакомили на первом балу, как и полагается! Кажется, если она постарается, вспомнит, как это было! – Я… люблю тебя… Если ты тоже любишь меня… стань моей женой! - Да, Оливье, - просто ответила она. Выдохнула, успокоившись, и тут же поддразнила: - Мой прекрасный рыцарь, вы только что спасли принцессу из лап дракона – а теперь так нервничаете, предлагая ей стать вашей женой?! Она смеялась, и он любовался ею, не замечая осунувшегося личика, покрасневших глаз и искусанных губ. - Понимаете, принцесса, дракона нужно только убить, а принцессу – покорить, это сложнее, - объяснил он. И приник к смеющимся губам. ~*~*~*~ Клятвы, произнесённые той же ночью в домашней часовне замка Ла Фер, были тайными, но искренними. Новый кюре, друг Оливье, прибывший накануне, согласился обвенчать их немедленно. Он оказался удивительно романтичным молодым человеком, и объяснил стоящим перед ним жениху и невесте, что супружество без любви – грех гораздо больший, чем свадьба без родительского благословения! Нет нужды говорить, что они были с ним полностью согласны. Анна была совершенно счастлива. У неё не осталось никаких тайн от любящего супруга, ей было хорошо и спокойно рядом с ним. Всё сложилось так, как и должно было сложиться: она, бесприданница, попавшая в монастырь из-за чужой трусости и жестокости, сейчас стоит в часовне старинного замка, а её рука с обручальным кольцом на пальце трепещет в ладони мужа. Конец.

Ответов - 47, стр: 1 2 All

Наталья: Самый лучший выход для всех... кроме читателей. Романа не будет, мушкетёров не будет....

Сталина: Наталья, спасибо большое за такой комплимент! Мне очень хотелось такого вот выхода - сестра, физик, аж доктор наук, доказывает, что выдуманные миры существуют так же, как и реальные. И пусть где-то будет так. А роман просто будет другим, более счастливым - мушкетёры-то не умерли! Но это уже без меня.

Анна Винтер: Красиво и браво!


Сталина: Уф-ф-ф, как я рада!

Миледи: Сталина , все прекрасно) сама о таком хоть в фиках мечтала)

Сталина: Миледи, ура! Я вот мечтала-мечтала, а потом всё сложилось!

Фьора де Селонже: Зато палач заслуженно огрёб от графа де Ла Фер, а Оливье с Анной ждёт счастливая совместная жизнь. Палачу бы эту лилию на лоб - как у меня Атос в рольке сделал, когда узнал от Миледи всю правду. Но фанфик потрясающий! Я всё на него в "Обществе АтосоМиледиманов" не могу наглядеться, как и на другие фанфики Анны, и на фанфик Аннэс... Так палачу и надо!

Сталина: Фьора де Селонже, спасибо! Даже палачам нельзя забывать, что "поднявший меч - от него и погибнет"!

Фьора де Селонже: Теперь хочу в фанфик преобразовать рольку, где Атос палачу лилию на лоб впечатал... идеальная месть

Реми: Да ну... Не надо уподобляться агрессору и вести себя симметрично. А то добро всегда побеждает зло самым зверским способом.

Фьора де Селонже: Зато у меня в рольке граф за жену отомстил... Лилию на плече Анны хоть под одеждой скрыть можно, а вот палачу только в маске и ходить - с таким-то украшением на лбу

Реми: Фьора де Селонже пишет: Зато у меня в рольке граф за жену отомстил... Лилию на плече Анны хоть под одеждой скрыть можно, а вот палачу только в маске и ходить - с таким-то украшением на лбу Ну культура мести дело святое. Затем палач поймал графа и кастрировал. Затем графиня поймала палача и уши ему отрезала. Затем палач выколол глаза графу и прибил кузена Бражелона, и так и пошло. Вон, на Корсике вендетта выкосила половину населения. Охотники за головами даяки уничтожили себя сами. Проблема кровной мести в том, что она не решает конфликт, а углубляет его. В общем, когда справедливо обиженные с таким изуверством начинают сводить счеты, как то сочувствие к ним пропадает.

Фьора де Селонже: Я бы палачу не сочувствовала. Поставив себя на место Миледи, я его вообще прикончила с особым цинизмом: сексуально возбудила и обломала в процессе предварительных ласк. Знаю, я злое и порочное существо)))

Реми: Фьора де Селонже пишет: . Поставив себя на место Миледи, я его вообще прикончила с особым цинизмом: сексуально возбудила и обломала в процессе предварительных ласк. Знаю, я злое и порочное существо))) Что опять таки потверждает теорию о том, что добро побеждает зло зверским способом. Но я не о том. * Закуривает* Месть штука тонкая. Отомстить и оставить жертву мести живой-глупость. Этим самым мститель ставит себя под угрозу и сам может стать жертвой симметричной мести. И даже если убьет, то может стать жертвой мести родственников. См. Дюма. Фьора де Селонже пишет: Я бы палачу не сочувствовала. Поставив себя на место Миледи, я его вообще прикончила с особым цинизмом: сексуально возбудила и обломала в процессе предварительных ласк. Да ну, какое же вы порочное существо. Просто сексуально изощренное.

Анна Винтер: Фьора де Селонже

Фьора де Селонже: И это при том, что никогда не была интимно близка с мужчиной)))

Фьора де Селонже: Прошу прощения...

Анна Винтер: Фьора де Селонже Будьте так любезны, перечитайте "Манифест форума" про оскорбление персонажей и участников.

Реми: Мое сугубо субъективное мнение. Автор, моделируя ситуацию с антигероиней создал ситуацию , противоречащую общепринятым нормама морали. Что и вызвало у меня протест и заставило лопатить горы правовой и юридической литературы и выяснить: вот такое поведение было запрещено законом. В данную эпоху и на данном правовом пространстве. Как следствие эта ситуация аморальна ( ибо не закон следует за моралью, а вводит в правовые рамки уже существующую мораль). Итак, ситуация аморальна. Как следствие неэстетична художественно. При том, что автор эстет. Ну и все симметрично моделируемые ситуациии тоже художественно неэстетичны. Как следствие- читать неприятно. Как сказал Лопе де Вега: жестокость некрасива.

Фьора де Селонже: Могу выложить одну статью о примерах гендерной дискриминации в романе, правда, она не моя.

Фьора де Селонже: Извините, просто так этот палач выбесил, как и большинство героев канона! Шибко палач напоминает тех матерей, которые всё равно с пеной у рта кричат, когда и так всё доказано: "МОЙ СЫНОЧЕК ХОРОШИЙ, ОН НЕ МОГ ТАКОГО СДЕЛАТЬ - ТА ДЕВИЦА САМА СПРОВОЦИРОВАЛА МОЕГО БЕДНОГО МАЛЬЧИКА!!! ЭТО ЕЁ НАДО ПОСАДИТЬ, А МОЙ СЫНОЧЕК - ПОРЯДОЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК, ВОТ ЭТУ ПИГАЛИЦУ И НАДО В СУД ТАЩИТЬ!!!" Других ассоциаций с этим персонажем у меня не возникает. Что ж, если судить о героях с позиции времени, в которое они жили... То такое в итоге получим... Хватит на новую статью о пособии по гендерной дискриминации.

Реми: Фьора де Селонже пишет: Извините, просто так этот палач выбесил, как и большинство героев канона! Меня тоже. Поэтому и рыла правовую литературу. Но палачу отомстил сын убитой. И палач единственный из всех страдал от совершенного преступления и пытался искупить грех благотворительностью и смирением. В общем, автор, мне кажется что-то скорректировал. Но создавая симметричную ситуацию мы, как бы это сказать..., тоже моделируем эстетически некрасивую вещь в художественном смысле.

Фьора де Селонже: И я благодарна ВСЕМ БЕЗ ИСКЛЮЧЕНИЯ за эти изыскания.

Фьора де Селонже: А насчёт мести... всей душой поддерживаю в этом Эдмона Дантеса (он же граф Монте-Кристо), но это уже из другого романа.

Реми: Фьора де Селонже пишет: всей душой поддерживаю в этом Эдмона Дантеса (он же граф Монте-Кристо), но это уже из другого романа. Совершенно не поддерживаю. Такой садистски изощренный циник. Вот тратить жизнь, время, силы для того, чтобы кому-то гадить. Сама фактическая история мести парижского сапожника Пико (?) , которую взял за основу авторр ещё жестче, ещё гаже. Тут я согласна с евангельским афоризмом "Мне отмщение и аз воздам". В смысле бог покарает. Он очень четко следит за балансом. И мой жизненный опыт это подтверждает. Жизнь конечна и наши ресурсы исчерпаемы. В этом смысле жизнь Дантеса очень неконструктивна.

Анна Винтер: Фьора де Селонже пишет: А насчёт мести... всей душой поддерживаю в этом Эдмона Дантеса Он бесчеловечен и никогда не вызывал у меня сочувствия.

Фьора де Селонже: Но его можно вполне понять. Ему половину своей молодости пришлось отбывать наказание за то, чего он не совершал - просто стал жертвой навета завистливых людей, которые себя какими-то моральными нормами не обременяли.

Фьора де Селонже: Но вот насчёт бесчеловечности... Есть в нём этой самой человечности проблески. В отношении ничего ему дурного не сделавших родственников злейших врагов. Эдмону ведь по вине Кардрусса, Вильфора, Фернана и Данглара пришлось немало вынести. Они всю молодость ему сгубили. По их милости он и оказался в замке Иф. Мораль: зло к содеявшему всегда возвращается бумерангом, а то и в двоекратном размере. Может рассуждения о героях "Графа Монте-Кристо" вынесем отдельной темой? А то оффтоп получился. Даже перед госпожой Сталиной теперь неловко и стыдно - нафлудила тут в отзывах...

Реми: Фьора де Селонже пишет: Но его можно вполне понять. Ему половину своей молодости пришлось отбывать наказание за то, чего он не совершал - просто стал жертвой навета завистливых людей, которые себя какими-то моральными нормами не обременяли. Не пойму. Половину жизни отбывал ни за что, другую половину пакостил тем, кто обидел.

Фьора де Селонже: Но не в характере такого персонажа - да и любого гордого человека - оставлять подобное безнаказанным, а Божье Провидение не всегда настигает виновников.

Реми: Фьора де Селонже пишет: Но не в характере такого персонажа - да и любого гордого человека - оставлять подобное безнаказанным, А смысл? Ему легче стало?

Фьора де Селонже: Недруги Эдмона почему-то не сжалились над молоденьким парнишкой восемнадцати лет. Не подумали, что всю жизнь ему рушат своей клеветой. И оклеветали они Дантеса из самых низких своих побуждений. Я понимаю, что своей местью он разрушал себя, но не могу ему не сопереживать. Не получается.

Фьора де Селонже: Легче-то ему не стало, но хоть воздал за себя и своё разрушенное возможное счастье с любимой женщиной, отомстил за смерть от истощения своего отца и за то, что вся молодость прошла в стенах тюремной камеры. То зло, что причинили ему, простить очень сложно, а никто из нас не Иисус Христос и не Господь - чтобы прощать всё на свете. Простить один раз - поступок, второй - великодушие, третий - глупость. В последнее время я заметила такую закономерность, мною же наблюдаемую: чем больше ты прощаешь, тем больше тебе садятся на шею - чувствуя свою вседозволенность. Я понимаю, доброта и милосердие - высокие материи, но и в тряпку себя превращать нечего.

Реми: А зачем прощать? Прощают тех, кто просит прощения. Но силы и время тратить на такую фигню, чтобы кому нибудь напакостить ... Иван Иванович и Иван Никифорович.

Фьора де Селонже: Потому я и желала удачи Мордаунту, когда ещё десятилетней девочкой пересматривала наш фильм ДЛС. Ведь пока мушкетёрам и Ко от Джона не прилетело по "благородным" лбам бумерангом, они и не задумывались о былых тёмных подлых делах. Они возомнили себя правомочными выносить приговоры судьями и прокурорами с присяжными, учинив расправу над Миледи. Не все из них каялись в совершённом. Про лорда Винтера и сказать-то ничего не могу - одна ругань в голове вертится. Не понять мне, как можно РЕБЁНКА на улицу выкинуть, словно собаку? Бесчестный человек - вот этими словами и ограничусь, дабы не переходить на площадную ругань. Сколько мне помнится, враги Эдмона Дантеса тоже все эти годы в грехах не очень-то и раскаивались. До поры до времени, пока им не прилетело спустя года от Эдмона - как прилетело мушкетёрам и компании от Мордаунта. Обоих я могу понять. Но то зло, что причинили им, простить почти что невозможно. Да, я во многом согласна с теми, что месть разрушает человека и отравляет ему душу, но безнаказанность подлецов всё равно отравляет и сжирает человеческую душу ещё больше. И эта мысль, что сделавшие тебе и твоим близким зло "редиски" остались безнаказанными и совсем от этого зарвались, жжёт точно огонь. Никому бы я не пожелала пережить всё испытанное Эдмоном и Джоном Винтером, даже врагу... Наверно, я излишне зла и непримирима, даже цинична - не стану этого отрицать и как-то себя выгораживать, я даже в какой-то мере беспринципная и эгоистичная (уж буду честной перед форумчанами и собой), да только Джон Винтер и Эдмон Дантес со своими недругами обходились ещё по-божески. Не приведи Бог мне их участи, как и участи их близких - моим родным, даже представить страшно - не хотелось бы на их место... Но на месте Мордаунта и Монте-Кристо я бы поступила даже хуже со своими врагами, сделавшими мне и моим близким много зла... наверно... потому и не берусь их осуждать, потому что неизвестно, как бы сама поступила в аналогичной ситуации. Гипотетически бы могла, пересилив себя, простить. Но для этого им бы пришлось предо мной на коленях в пыли и прилюдно каяться в совершённом. Наверно, пощадила бы - видя искреннее раскаяние, а не позу. Просто не выношу, когда иные особи человеческие от своей безнаказанности становятся ещё разнузданнее, ещё больше на голову садятся и думают, что им всё долго будет сходить с рук. Сейчас мне вспомнились очешуительные пикардийские страсти при дворе сира де Куси из-за местной... э-э-э-э... дамы нетяжёлого поведения Сибиль де Порсьен. Я ничуть не удивляюсь, что Томас захотел отомстить за попранную честь родной матери. Ангерран, у которого у самого рыльце в пушку, обвинил жену в адюльтере - чтобы получить развод и жениться на гулящей особе, которая незнамо от кого беременна, пока муж там в крестовом походе гроб Господень отвоёвывал. Так, всё, оттаскиваю себя от клавиатуры, а то ещё неизвестно, в какие флудные степи меня занесёт. Госпожа Сталина, приношу свои извинения за свой оффтоп... :-)

Фьора де Селонже: Пожалуй, из этого флуда я в очередной раз почерпнула хорошую пищу для размышления, убедившись ещё и в том, что добро должно уметь за себя и за других постоять. Добро должно быть с кулаками. Я бы ещё добавила, с клыками и зубами. Иначе добро, которое попирают, и о которое вытирают ноги, блага слабым и беззащитным не принесёт.

Реми: Фьора де Селонже пишет: Я ничуть не удивляюсь, что Томас захотел отомстить за попранную честь родной матери. А вас не удивляет что этот самый Томас в свою очередь подвешивал не в чем неповинных людей , отцовых вассалов и сервов за гениталии до тех пор, пока они не оторвуться? Как, хороша месть? И конструктивное чувство?

Фьора де Селонже: Чёрт... так с отцом бы и скрещивал клинки на Божьем суде, другие-то при чём?.. В этом его не оправдываю.

Реми: Фьора де Селонже пишет: Чёрт... так с отцом бы и скрещивал клинки на Божьем суде, другие-то при чём?.. Так у отца донжон выше крыши Собора Парижской Богоматери. До него дотянись. А грабить его села, жечь посевы его крестьян, убивать и насиловать его сервов и вассалов в пределах досягаемости. И за это самое их подвешивать. Вот вам и благородная месть.

Фьора де Селонже: Я понимаю, месть за попранную честь матери... но вот то, что он невинных истязал - зверски! Вообще, куда король смотрел? Ему нельзя было подать жалобу?

Реми: Так у него в те свирепые времена погоняло было : Лютый волк. Хорош гусь? Что касаемо куда король смотрел: правильно смотрел. Монархия была сословной, а не абсолютной, за пределами королевского домена феодалы был самовластные хозяева со своей армией, Куси были могущественные сеньоры. Но король Людовик (?) IX когда Тамас Марль распоясался, пошел на него войной, таких трендюлей ему ввалил и велел сидеть на попе ровно. Тот и притих несколько.

Фьора де Селонже: А всё по причине безответственности одних сударя и сударыни #не_буду_показывать_пальцем# Ну, милостивые господамы меня поняли...

Реми: Ну Томас Марль причины особо не искал, занимался разбоем и грабежом и без повода. У монашек две виллы отнял, превратил свой замок в разбойничий притон, " логово дракона", аббатство ограбил., собственноручно перерезал горло тридцати взбунтовавшимся горожанам. Сам Томас разводился дважды. Воторой раз , когда запал на дочь простого рыцаря, вспомнил про родство с женой, наладил жену под зад коленом и женился на рыцаревой дочке.

Фьора де Селонже: Мать честная, у них это наследственное?

Реми: Уууу, там такие оторвы были. Правнук Томаса Ангерран III ворвался в реймский собор и заковал в кандалы настоятеля, епархию грабил. Был предан анафеме, чем вызвал большой некомфорт у сограждан , т.к. анафема нарушала спокойную торжественность мессы. Сам Ангерран плевать хотел на анафему, но недовольная общественность повадилась ходить толпами под стены замка, бросая в стены камнями и хором скандируя личное мнение об сеньоре Ангерране, так что плюнул и покаялся. Ангерран IV , его внук повесил трех молодых дворян лишь за то, что они охотясь неумышленно зашли на территорию его леса. Людовик IX очень хотел его самого казнить, но пэры его отмазали. Но права на юстицию он его лишил.

Фьора де Селонже: Понятно, в каких предков Атос пошёл

Сталина: Так у отца донжон выше крыши Собора Парижской Богоматери. До него дотянись. А грабить его села, жечь посевы его крестьян, убивать и насиловать его сервов и вассалов в пределах досягаемости. И за это самое их подвешивать. Вот вам и благородная месть. Отцу, вполне вменяемому, надо было верные решения принимать - они оба хороши, оба делают те гадости, на которые способны. Но, поскольку, отец старше и умнее - спрос с него больше.



полная версия страницы